«Дело в том, что мы крайне редко анализируем фискальную политику, проводимую Министерством финансов, и монетарную политику, которая проводится Банком России, потому что у этих ведомств разное целеполагание: если Банк России ориентируется в большей степени на инфляционные показатели и сдерживание инфляции, то Министерство финансов целиком сконцентрировано на сбалансированности бюджета и минимизации дефицита государственного бюджета. В этой связи как раз валютный курс является яблоком раздора. Понятное дело, что слабый рубль и укрепляющиеся доллар, евро и юань давят на показатели инфляции. То есть фактически, инфляция может ускоряться даже в условиях высокой процентной ставки, высокой ключевой ставки, благодаря тому, что дорожает импортное сырье, оборудование за счет девальвации рубля. Но при этом, с точки зрения целеполагания Министерства финансов, это вполне нормальна ситуация, и девальвирующийся рубль увеличивает экспортные поступления в рублях для бюджета, тем самым закрывая ту самую дыру. В связи с этим, когда мы анализируем ключевую ставку, курс и инфляцию, то понимаем, что с учетом того, что ключевая ставка уже сейчас находится на рекордном уровне, новое повышение должно быть не ниже, чем старое, для того, чтобы дать антиинфляционный эффект. В этом смысле есть вероятность, что при еще более высокой ключевой ставке курс рубля будет стоять на одном месте, быть более стабильным. Министерство финансов, возможно, видя план бюджетных расходов и бюджетные показатели, ориентируется на более слабый рубль — то есть это уже не 100 рублей за доллар, а может быть, например, 107-110, или даже 112 рублей за доллар. В связи с этим возникает некая распутица: Банк России не исключает более жестких действий в части ключевой ставки, для того, чтобы сдержать инфляцию, а Министерство финансов фактически призывает сместить градус внимания с показателя инфляции на показатель валютного курса и бюджетного дефицита, бюджетной сбалансированности. Курс рубля вплоть до конца 2024 года будет находиться в фарватере не экономических факторов, а именно вооруженной эскалации, вербальных угроз. В этой связи ослабление рубля к другим валютам может продолжаться. Конечно, это не будет курс 120-150 рублей за доллар, но показатель, близкий к 107-110 рублям за доллар, в середине и в конце декабря этого года мы уже можем увидеть».

«Даже до сегодняшнего дня, до 21 ноября, карты UnionPay от Газпромбанка работали не во всех странах и не по всем операциям, то есть уже ограничения были. Я все-таки склонен думать, что новые санкционные ограничения сильно не повлияют на положение российских клиентов. Операции с долларами и евро сейчас перетекли преимущественно в валютный канал, то есть мало у кого есть карты, номинированные в долларах и евро, в большей степени это касается покупки и продажи наличной валюты. Здесь у нас ограничений нет, сохранились все обменники, все российские банки, в том числе подсанкционные тоже позволяют это делать. С другой стороны, на китайскую платежную систему еще лет десять назад возлагались очень большие надежды, она была реальным конкурентом Visa и Mastercard, еще до развития платежной системы «Мир». Надо понимать, что китайские банки тоже часто способствуют распространению санкций и сами опасаются вторичных санкций. Просто ожидания не оправдались. А если говорить конкретно про Газпромбанк, это розничное и карточное направление, оно было достаточно небольшим, достаточно компактным. Мы видим в последней стратегии банка упор на развитие малого и среднего бизнеса, по сути, развитие на внутреннем рынке, которое в меньшей степени зависит от валютной выручки, от валютной составляющей, поэтому в принципе банк к этому уже был готов».

«Мы можем видеть официальный курс Банка России — это тот курс, который складывается в ходе внебиржевых торгов, внебиржевого обращения, он наиболее характерен для использования сделок между юридическими лицами, для участников внешнеэкономической деятельности. Есть, конечно, население, которое предъявляет спрос на доллары, люди, естественно, покупают в обменных пунктах. Надо обращать внимание на спред, то есть разницу между ценой покупки и продажи. Спрос на наличные доллары мог вырасти, вполне возможно, это вызвало увеличение спреда и автоматическое поднятие курса».

«Одна из основных причин, по которой необходимо регулировать валютный курс для целей внешнеэкономической деятельности состоит в том, что фактически процентные спреды по рублям очень сильно отстали от инфляционных показателей. Иначе говоря, инфляция продолжает расти, инфляционные ожидания остаются высокими, хотя процентные ставки в рублях многократно превышают официальные показатели инфляции. Такие расчетные единицы как рубль сейчас годятся для внутренних расчетов, и то с большой оговоркой, но для внешнеэкономических расчетов рубль стал непривлекательной валютой. В ситуации, когда мы имеем санкционную проблематику и аномально высокие процентные ставки, наши внешнеэкономические, внешнеторговые партнеры предпочитают использовать национальные валюты, то есть те же рупии, юани, у которых процентная ставка однозначная, меньше 10%. Это очевидно выгоднее с точки зрения транзакционной стоимости, нет необходимости покупать производные финансовые инструменты. Пока ставка высокая и сохраняются определенного уровня риски, необходимо, чтобы курс для целей экспорта-импорта определялся по какой-то формуле, либо был привязан к какому-то длительному индикатору для того, чтобы можно было заключать контракты не с исполнением прямо сейчас, а через три-шесть месяцев. В текущей ситуации это вполне адекватная инициатива, и она имеет все шансы на реализацию, потому что плавающий курс может очень сильно повлиять на выручку от экспорта-импорта, причем без изменения физических объемов этого экспорта-импорта. Ну и за счет, например, двукратной девальвации».

«Банки имеют большой запас по достаточности капитала, происходит накопление прибыли, которая последние годы у двух банков была очень неплохой, и она сразу причисляется к капиталу. При этом прибыль не отчисляется в форме дивидендов, не конвертируется в евро, автоматически не уходит акционерам из-за тех же санкций. Оба банка сокращают свою рыночную долю в большинстве традиционных сегментов банковского рынка. В то же время, с точки зрения стратегии выхода с российского рынка, у «Юникредита» и Райффайзенбанка разные пути. Если Юникредитбанк еще весной 2022 года получал предложения о продаже 100% акций российским акционерам, и штаб-квартиры в Милане и Вене отклонили это, теперь они фактически высушивают до нуля баланс банка. Происходит достаточно масштабное сокращение операционных затрат, мы видим закрытие офисов, увольнения с компенсацией сотрудников, такое затухание. У Райффайзенбанка здесь очень высокая рентабельность бизнеса, и доля прибыли российского Райффайзенбанка в прибыли европейской группы достаточно высокая. Они тянут время, реагируют на требования и американских властей, и европейского регулятора. В минувшие три месяца они сильно сократили объем вкладов населения, это очень сильный ход, теоретически, продолжая путь высушивания баланса, это может еще протянуться приблизительно пять-шесть месяцев. Есть объективные факторы, которые очень сильно влияют на бизнес банковских групп, это ситуация высоких процентных ставок. Поскольку банки не выдают новых кредитов, в результате процентный риск накапливается в крупнейших банках РФ, а этого риска избегают уходящие «дочки» европейских банковских групп, и возникает аномальная ситуация. Чтобы не получилось так, что через какое-то время, через четыре-пять месяцев, например, будет деэскалация, и получится, что Societe Generale быстро покинули российский рынок, а вот эти две банковские группы тянули резину, в итоге остались на российском рынке. Чтобы этого не получилось, европейские монетарные власти пытаются подтолкнуть, форсировать ситуацию. Посмотрим, что будет дальше, насколько сильно будет влияние высокой процентной маржи при высоких процентных ставках, потому что это самый сильный и объективный фактор, и он может как замедлить, так и ускорить выход дочерних банков европейских банковских групп».