«Просить для женщины 20 лет — это, на мой взгляд, откровенный перебор, даже если обвинение считает вину полностью доказанной. Коррупция, конечно, зло, но 20 лет — это просто вопиюще. Говорить о том, что дело политическое, наверное, не совсем верно, но то дело на контроле во всех мыслимых инстанциях. Я думаю, нижестоящие прокуроры, абы что не вышло, чтобы опять не обвинили в необъективности, запросили такие максимально возможные людоедские сроки наказания».

«Дело то, что называется в юридических и медийных кругах, «с душком». Их конфликту очень много лет, доказано два эпизода совершенных, три покушения на взятку. И просить для женщины 20 лет, на мой взгляд, откровенный перебор, даже если обвинение считает вину полностью доказанной. Тем более, какие из нас, действительно, особо крупная взятка – это свыше 1 миллиона рублей. И когда у нас берут настоящих коррупционеров, когда фигурируют реально сумасшедшие денежные средства, там что, должны даже не сажать пожизненно, а четвертовать, что ли? Коррупция, конечно, зло, но 20 лет – это просто вопиюще. Потому что одно дело, когда подобное наказание просила прокуратура, допустим, в отношении одного известного руководителя следственного органа, но там суммы были рекордные, миллиарды, а тут. Это, конечно, деньги большие, но Российская Федерация и не такое видела. А с учетом того, что были затяжные что называется на профессиональном сленге «качели», у этого дела вообще нет доверия. Говорить о том, что дело политическое, наверное, не совсем верно, но то дело на контроле во всех мыслимых инстанциях и уже давно всем надоело, кроме самих участников, поэтому, я думаю, нижестоящие прокуроры, абы что не вышло, чтобы опять не обвинили в необъективности, запросили такие максимально возможные людоедские сроки наказания. Как бы это дело ни надоело, господа прокуроры, но надо все-таки держать себя в руках. То, что таким образом были подсчитаны эти эпизоды взяток, вызывает, на мой взгляд, вопросы. Поэтому тут остается только искренно надеяться, что судья вынесет решение на основании своей внутренней убежденности. Не слушая всяких советчиков и намеки сверху».

«Понятно, что мы рассматриваем данное дело в призме трех букв: ФСБ. На первый взгляд, нам кажется, что если это касается ФСБ, то, наверное, им помогли избежать уголовной ответственности. У нас, к сожалению, в последние годы сложилась более неправильная позиция, когда взятку стали инкриминировать там, где можно, и там, где нельзя. Здесь только остается поздравить защиту, что все-таки смогли доказать, что это не входило в должностные обязанности или вы не могли повлиять на принятие тех или иных решений. Но, к сожалению, по данному делу мы все будем воспринимать в призме ФСБ, хотя по большому счету произошло то, что должно было произойти. В этом нет ничего из ряда вон выходящего. У нас действительно, к сожалению, людоедское применение ст. УК 290».

«Юридически никаких связей нет. То есть ты можешь совершить массу преступлений, устроить какой-нибудь геноцид, получить наказание вплоть до пожизненного лишения свободы — что угодно, но при этом твой судебный семейный процесс по разделу совместно нажитого имущества никак не связан. Да, возникает вопрос чисто организационного характера, вплоть до банальной сложности с выдачей доверенностей на адвокатов. Но это мелочи, которые абсолютно решаемы. При этом мы, конечно, понимаем, что в любом судебном процессе, когда делятся миллиарды по семейному спору, по наследственному спору, так или иначе судьи всегда ориентируются на личности, на что называется на ауру сторон. И в данном случае дело будет не в пользу Владислава. Причем я не обсуждаю даже вопрос, виноват он, не виноват, но тот образ, который сейчас сформирован в средствах массовой информации, что он причастен к этим преступлениям и чуть ли не организатор, это, конечно же, будет играть неким образом в минус судебного семейного спора по разделу компании Wildberries и тем более об оспаривании реорганизации с компанией Russ. Но, подчеркну, юридически никаких связей нет».

«У нас есть бракоразводный процесс, есть спор о разделе имущества, то есть кому, в каком процентном соотношении будут принадлежать доли в компании Wildberries либо доли в совместном бизнесе, имеет ли право бывший супруг Бакальчук на данный бизнес или нет? Это вопрос один, и он должен рассматриваться в суде общей юрисдикции как обычный семейный спор. А другое дело бизнес-война, которую они ведут, которая, как правило, заканчивается безумным количеством уголовных статей. От резиновой статьи «Мошенничество, вымогательство» до ряда специальных статей, потому что это уже выливается в большие войны. Вспоминается наконец 1990-х — начало 2000-х, адвокатское сообщество все это прекрасно помнит, мы видим ту же самую историю. Если даже сравнивать две известные в Москве перестрелки за последние годы — стрельба на Рочдельской улице и стрельба в Сити, они все-таки были не коммерческим спором. Уголовные дела в тех случаях закончились прежде всего не по факту того, что кто-то законно или незаконно применил оружие, а пошли гораздо глубже, шире и всплыли те фамилии и те лица, которые потом либо ушли в бега, либо сели. Я вполне допускаю, что и сегодняшний случай из перестрелки крепких парней превратится в то, что сам спор Бакальчуков будут рассматривать уже в уголовно-правовом контексте. Потому что в центре Москвы устраивать стрельбу сейчас, в 2024 году, в нынешних событиях, [невозможно]».