«Я думаю, у нас пока что нет оснований говорить, что российская позиция меняется. Она была сформулирована летом этого года президентом, и с тех пор признаков того, что появляется дополнительная гибкость, по крайней мере в публичном пространстве, нет. Поэтому можно предположить, что сейчас на Западе идут поиски новых вариантов договоренности с учетом того, что положение на поле боя меняется, и не в пользу Украины. Конечно, есть нервозность, связанная со сменой администрации в Вашингтоне, с теми заявлениями, которые Трамп делал в ходе кампании относительно Украины, поэтому можно допустить, что это своего рода зондаж. Хотя я готов предположить, что кто-то в Москве, какие-то эксперты, которые могут себя позиционировать как близкие к власти, такие предложения тоже делают, поскольку идей много, вариантов много. Любой конфликт может завершиться двумя финалами: либо одна из сторон капитулирует и тогда условия мира диктует победившая сторона, либо в ходе переговоров достигается определенный компромисс, и обе стороны соглашаются на какие-то подвижки, модификацию своих изначальных позиций. В данном случае, поскольку стратегическая инициатива находится на стороне РФ, то Россия будет определять, к какому варианту довести дело — к капитуляции или все-таки к договоренности, включающей в себя возможную модификацию изначальных условий, заявленных Москвой. Повторяю, что пока что у нас нет оснований говорить, что российская позиция каким-то образом изменилась, но теоретически можно сказать, что такой вариант решения, когда речь пойдет об уточнении границ, а не отказе от каких-то регионов, с точки зрения конституционного процесса может быть более легко реализуемым, чем пересмотр уже зафиксированных Конституцией изменений».

«Мы услышали подтверждение тех позиций, которые уже были сформулированы российской стороной, но действительно можно говорить об определенной сдержанности. И я думаю, что это может быть связано с тем, что, во-первых, все-таки речь идет, пока что об одиночном ударе, а не массированном использовании ракет ATACMS, а во-вторых, возможно, что такая сдержанность продиктована некоторыми ожиданиями от будущей администрации, которая, собственно говоря, через два месяца должна вступить во власть в США. Ну и, возможно, те решения, которые сейчас принимаются, будут ей скорректированы или пересмотрены».

«Мне кажется, главная задача — это добиться подтверждения обязательств того, что Трамп не изменит подходы администрации Байдена. Но помимо этого есть, конечно, и другие задачи, в частности завис вопрос об использовании американских ракет дальнего радиуса действия. Конечно, теперь от Трампа очень во многом будет зависеть вопрос взаимодействия Украины и НАТО, а тем более вопрос перспектив вхождения Украины в этот блок. Пока что существует много факторов неопределенности, скорее всего, ну, по крайней мере в полном объеме добиться своего украинской стороне не удастся».

«Можно сказать, что внутренняя оппозиция заняла более радикальную позицию, чем Европейский союз и Соединенные Штаты, но я думаю, что Запад не склонен сейчас принимать радикальные решения. Скорее недовольство связано не с тем, как проходили выборы — там были замечания, но не принципиальные, — а с целым рядом практических решений, касающихся, в частности, законодательства по иноагентам, отказа от введения санкций в отношении России и так далее. Я думаю, на Западе есть разумные люди, или по крайней мере люди, которые представляют себе ситуацию Грузии и понимают, что все-таки большинство не поддерживает оппозицию. Оппозиции надо еще работать и работать, чтобы привлечь на свою сторону колеблющихся, неопределившихся или перетащить бывших сторонников «Грузинской мечты». Я думаю, что, исходя из этого, Запад и занял достаточно умеренную позицию, критикуя «Грузинскую мечту». Это значит, что Запад готов работать с нынешним руководством. Это, наверное, будет непросто для Запада, но в отношении Грузии не будут применяться явно репрессивные меры, которых можно было бы ожидать, если бы выборы были признаны полностью нелегитимными».

«Можно сказать, что сама внутренняя оппозиция заняла более радикальную позицию, чем Европейский союз и Соединенные Штаты, но я думаю, что Запад не склонен принимать сейчас радикальные решения. Скорее, недовольство связано не с тем, как проходили выборы — там были замечания, но не принципиальные, — а с целым рядом практических решений, касающихся, в частности, законодательства по иноагентам, отказа от введения санкций в отношении России и так далее. Я думаю, на Западе есть разумные люди, или, по крайней мере, люди, которые представляют себе ситуацию Грузии и понимают, что все-таки большинство не поддерживает оппозицию, и здесь оппозиции надо еще работать и работать, чтобы привлечь на свою сторону колеблющихся, неопределившихся или перетащить бывших сторонников «Грузинской мечты». Я думаю, что, исходя из этого, Запад и занял достаточно умеренную позицию, критикуя «Грузинскую мечту», но вместе с тем никто не сказал – по крайней мере, на официальном уровне пока никто не сказал, – что результаты выборов не признаются, и нынешнее руководство становится нелегитимным. Таких заявлений со стороны Запада мы пока не слышали. Это значит, что Запад готов работать с нынешним руководством. Это, наверное, будет непросто для Запада, но в отношении Грузии не будут применяться явно репрессивные меры, которых можно было бы ожидать, если бы выборы были бы признаны полностью нелегитимными».